— Вы заметили две вспышки на горизонте?
— З-заметил, конечно. Но...
— Не волнуйтесь, Алексей Петрович. Оснований для беспокойства пока нет. Пока. Во всяком случае, Михаил Антонович жив и... здоров, разумеется. Значит, планетолет в порядке. — Ермаков опять оглянулся на геологов, понизил голос. — Я засек направление на вспышки... Одним словом, вот что... — Он осторожно остановил транспортер, снял руки с пульта и вытащил из стола сложенный вчетверо лист плотной бумаги. Бережно развернул ее. — Смотрите...
Это была карта исследованной области. Быков разглядел почти правильное кольцо огромного болота, грязевого кратера, и крестик внутри его — место посадки «Хиуса». Путь «Мальчика» через пустыню и гряду скал к ракетодрому «Голконда-1» был нанесен четким пунктиром. Резко бросалось в глаза чернильно-черное пятно Голконды, окаймленное бледно-серым поясом Дымного моря.
Ермаков указал кончиком карандаша на маленький красный кружок юго-восточнее болота:
— Вот эта точка. Вы видите, это в стороне от болота... Именно отсюда были выпущены ракеты, если, конечно, это были ракеты. Точность определения — пять-семь километров.
— Но как и почему мог перескочить туда «Хиус»?
— Я не говорил, что это «Хиус». Но...
— Что?
Ермаков ссутулился и погладил больную ногу.
— Вот что, Быков. Сейчас мы идем к месту посадки «Хиуса». К болоту. Ракеты могли быть выпущены какой-нибудь экспедицией, знающей, что мы где-то в этом районе. Возможно, это просто автоуправляемая ракета-грузовик с продовольствием. Или там вообще ничего нет. Мы могли видеть атмосферные вспышки... Однако они странно совпадают с нашим условным сигналом. Во всяком случае, Алексей Петрович, все может случиться.
— Ровно в двадцать ноль-ноль? — спросил Быков.
— В двадцать двенадцать, — холодно уточнил Ермаков.
— А Михаил должен был в случае... должен был сигнализировать ровно в двадцать?
— Да.
Быков отчетливо ощутил в груди холодок нехорошего предчувствия.
Ермаков наклонился к уху Быкова. На мгновение его глаза засветились в сумраке кабины, как у кошки.
— Так или иначе, одну карту я отдаю вам. Спрячьте и держите при себе. Все время держите при себе. Вторая останется у меня, я кладу ее вот сюда, в столик. Геологам говорить ничего не надо. Очень может быть — все это ложная тревога.
— Та-ак. Понятно. А не двинуть ли нам прямо туда? — глядя прямо в глаза Ермакову, предложил Быков. — Если это люди, зря сигналы подавать они не станут.
— Да. Верно. Но сначала мы пойдем к «Хиусу». А дальше — посмотрим.
Быков сложил карту, сунул ее во внутренний карман.
— Ясно. От Михаила, значит, ничего?
— Ничего, Алексей Петрович. Сейчас я подремлю немного и попытаюсь еще раз. Держите курс на проход в скалах, возвращаемся прежним путем. Идите прямо по карте.
— Слушаюсь. Отдыхайте, Анатолий Борисович. А... А вдруг это все-таки Михаил?..
Ермаков спокойно пожал плечами, покачал головой:
— Не будем делать поспешных выводов.
Надолго настала тишина. Ермаков заснул, уронив голову на грудь. Покашливают двигатели, неторопливо тикают счетчики, товарищи дышат ровно. Даже Дауге успокоился и крепко заснул. Быков начинает подсчитывать. До «Хиуса» — сутки, ну, скажем, двое суток. Еще через сутки — на «Циолковском». Ну, там, туда-сюда, короче говоря, через полмесяца будем дома, на Земле-матушке. Прежде всего — в парикмахерскую, постричься по-человечески, а то от Гришиной стрижки весь экипаж стоном стонет: из Дауге парикмахер, как из Быкова геолог. Потом — Ашхабад. Значит, так. Стучусь. Она, конечно, тетрадки проверяет, учительница моя... Милый ты мой человек... А, черт, как глаза болят! Быков замедляет ход «Мальчика», осторожно трет веки — больно. Ну, ничего... Это верно — Земля быстро вылечит все небесные болезни...
Сзади шутливо-сердитый голос Дауге:
— Ты что машину качаешь? Драть тебя некому!..
— Ладно, ладно, — улыбается Быков. — Спи себе знай, не буди людей.
Слышно, как Дауге ворочается на своем жестком ложе.
— Все, теперь уж не засну... А ты чего бодрствуешь, полуночник?
— Как так — чего? Машину ве...
— Да я не тебе... Богдан, слышишь?
Быков холодеет — вот оно, опять. За спиной звучит негромкий дикий разговор-монолог:
— Тоже не спится? Ну, ясно — любовник пылкий, глаза сияют подобно чему-то там и свету звезд... А? Нет, зачем же, я в этом смысле человек конченый... Ты мне лучше скажи, в Большой театр достанешь билетик, на «Фауста»? Ха-ха-ха!.. Да нет, серьезно... Что? Не верю... Но это же колоссально! Ты гений! Честное слово, молодец, Богдан! Ага... У меня другая заветная мечта: отдохну на Земле, подлечусь немножко... Нет, вот волосы выпадают, видишь — прядями целыми... Ну, у тебя не так — такую гриву никакая радиация не возьмет... Погоди, дай досказать...
Быков не выдерживает, оглядывается. В бледном неверном свете экрана лицо Дауге кажется черным. Он сидит, скрестив ноги, повернувшись к рации, глаза закрыты мечтательно. В голосе такое спокойствие, такая убежденность, что Быков вздрагивает: ему кажется, что у рации, слегка покачиваясь по обыкновению на стуле, сидит Богдан — темный силуэт на фоне поблескивающих металлом приборов.
— Подлечусь немного и отпрошусь снова сюда. Космическая палеонтология! Новая замечательная наука! Жаль, я не специалист, но это дело поправимое, тем более что кое-какими знаниями я обладаю... А? Конечно, можно и так, но это много времени отберет. Я лучше во время отпуска займусь... Конечно! Потом заметь, специалистов по венерианской палеонтологии... Да-да-да-да!